Восемнадцатая лекция курса «Истории советских спецслужб» – это деятельность НКВД в первые месяцы войны: НКВД и эвакуация, НКВД и оккупация, НКВД и выявление антисоветских элементов в тылу и на фронте; НКВД и партизанское движение; контрразведка, выведенная из подчинения НКВД, а в июле 41-го, по решению ГКО, вновь в НКВД вошедшая…
«Любопытно, – отмечает Н.В. Петров, – что Меркулов, нарком госбезопасности, который, быть может, мечтал о том, чтобы военная контрразведка вернулась к нему, в его ведомство, буквально накануне ещё ничего не знал о предстоящем слиянии наркоматов. Ибо у Меркулова был собственный проект, уже согласованный и с секретарём ЦК А.А. Андреевым, и с наркомом путей сообщения Л.М. Кагановичем: создание транспортного управления – война, фронт, доставка людей, снаряжения, снарядов, эвакуация, контроль за порядком на ж/д станциях»…. Но у Сталина на уме иное: 17 июля создаётся Управление особых отделов, а с 20 июля НКВД и НКГБ – снова один наркомат, снова НКВД, во главе с Л.П. Берией и с В.Н. Меркуловым в заместителях.
Картина дважды за считанные месяцы имевшей место реорганизации (3 февраля 1941 г. произошло разделение НКВД на НКВД И НКГБ, а 20 июля – вновь воссоединение) подаётся в лекции подробно и чётко: какие управления и отделы переходили в новое ведомство, какие оставались в прежнем, какие претерпевают структурные изменения, какие вновь организуются…Дополнительно к информации, озвученной на лекции, Н.В. Петров рекомендует в качестве источника издание «Лубянка: Органы ВЧК–ОГПУ–НКВД–НКГБ–МГБ–МВД–КГБ. 1917–1991. Справочник». М., 2003.
Интерес представляет, с точки зрения Н.В. Петрова, подоплёка сюжета: зачем нужно было разделение на два наркомата, почему потребовалось обратное их слияние? Никаких выводов не следует из соответствующих указов и решений политбюро, никаких внятных объяснений. «Историки, – говорит Петров, – публикующие эти архивные документы, так и пишут, как правило: “нам неизвестно, мы можем только предполагать”».
Н.В. Петров предлагает своё видение ситуации: в период внешнего благополучия, в дни ожидания побед, пускай будущих, но, очевидно, уже близких (в феврале 41-го ничто, как говорится, не предвещало) аппарат НКВД разбух чрезмерно, стал практически неуправляемым (Петров называет его «монстром») – можно было думать о реорганизации ведомства в сторону разукрупнения; менее громоздкими структурами легче управлять (если доверяешь главам этих структур). А июль 1941 г. – начало войны, паника; народное ополчение, всеобщая мобилизация; и «Вставай, страна огромная…», и поражение за поражением… Тогда, по мысли Петрова, возникает необходимость собрать всё в один кулак, вернуться к единоначалию: НКВД – это снова НКВД, в прежнем формате, говоря современным языком. В подтверждение Н.В. Петров предлагает заглянуть в 1943 год.
«Что мы видим? Разделение НКВД на НКВД и НКГБ, за НКВД остаются войска, в НКГБ остаётся сфера госбезопасности. И – организация, не подчинённая ни НКВД, ни НКГБ – органы контрразведки СМЕРШ». 19 апреля, 667-й день войны. Время побед и самоутверждения, время разукрупнения и реорганизации. Обязанности строго разделены между тремя этими структурами, все работают: Берия, Меркулов, Абакумов… Такой расклад сохранится до 1945 г., до окончания войны, до победы.
Так, считает Н.В. Петров, «мы можем придать всем этим организационным мероприятиям какой-то осмысленный вид».
Далее, вскользь коснувшись эвакуации сотрудников НКВД из Москвы (1 июля), Н.В. Петров обращается к теме, которую можно назвать «народ и война», причём тема эта раскрывается под специальным углом зрения.
Что думал рядовой гражданин страны, когда слышал из всех репродукторов о вероломном на нас нападении? Задумывался ли этот гражданин над вопросом: а почему вероломное, почему мы должны были доверять Гитлеру?
Народ, по выражению Н.В. Петрова, «был несколько обескуражен» тем, что 22 июня с известной речью выступает В.М. Молотов – всего лишь нарком иностранных дел». (Может, и не каждый рабочий, и не всякий колхозник знал, кто он вообще такой). А где же тот, кто руководит страной, где великий Сталин, первое лицо государства, чьи портреты – повсюду? Народ, склонный к созданию мифологем, изобретает на свой страх и риск различные фантастические трактовки происходящего; так, Меркулов сообщает Сталину, что некий человек после очередной новости (услышал по радио, прочёл в газете) говорит: «Нас всех считают такими дураками, что даже боятся сказать, что мы сами напали на немцев»… «В донесении Меркулова, – добавляет Н.В. Петров, – в скобках, конечно, сказано: “арестован”».
И – очереди в сберегательные кассы и в магазины (бросились снимать деньги со счетов, закупали продукты). Откровенная паника. Естественное состояние человека, в чей дом пришла война. («В художественной литературе об этом рассказывать не очень принято; равно как и в кинематографе», – Н.В. Петров). Одним словом, случаи антисоветской агитации усилились, получили распространение антисоветские листовки, также бытует устная антисоветская агитация… «Всего изъято по стране …столько-то антисоветского элемента», – докладывает Меркулов.
«И как же нужно было построить отношения между правительством и народом, чтобы народ (ну, отдельные представители) не поверил тому, что В.М. Молотов сказал в своём обращении к “гражданам и гражданкам”, 22 июня, в полдень по московскому времени», – подводит Н.В. Петров итог теме.
В лекции – серьёзный разговор на тему партизанского движения, партизанских формирований. Начало положило выступление И.В. Сталина 3 июля 1941 г. – первое с начала войны. Броская, зажигательная речь, главный тезис которой: всё сжигать, забирать скот и уходить в леса. Партизанить. У Гитлера в плане – завершить захват страны вплоть до Урала за 6 месяцев; у Сталина контрплан – заморозить немецко-фашистских захватчиков: придёт зима, и где ещё тот Урал, а одеты не по сезону… Оно, конечно, решение неплохое: заморозить, да и голодом заморить. Петров, анализируя этот сталинский ход: всё пожечь, чтобы врагу не досталось, рассматривает его как необъявленную, но в рамках ВОВ существующую, войну Сталина против собственного народа. «Разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40-60 км в глубину от переднего края и на 20-30 км вправо и влево от дорог»,– такова были директива, подписанная Сталиным. Лично. И возникает вопрос: всегда ли приветствовал рядовой сельский житель комсомольца-диверсанта, засланного по линии ЦК ВЛКСМ в ближний тыл противника, в Подмосковье – в том числе для того, чтобы сжечь деревню, в которой он, этот житель, исконно существует со своею семьёй в немалое количество душ? И можно ли иметь претензии к тому, кто не приветствовал?
Как только заходит речь о диверсионно-террористической деятельности органов госбезопасности на занятой немцами территории СССР, всплывает фигура Павла Судоплатова. «П.А. Судоплатов – это символ советской террористической деятельности: до войны, во время войны, после войны. Человек, который возглавлял, называя вещи своими именами, ведомство “мокрых дел”» (Н.В. Петров). Автор книги мемуаров, написанной уже на излёте богатой событиями жизни, Судоплатов рассказывает, в частности, и о том, что на его подразделение (2-ой отдел НКВД, с января 42-го – 4-е управление) было возложено руководство партизанскими группами.
«В принципе, это не враньё, – говорит Петров по поводу той или иной страницы мемуаров; но каждый раз вносит свои поправки. Так и сейчас: «Партизанское движение само по себе есть диверсионно-террористическая деятельность».
Далее – о расстрелах военнопленных, заподозренных в шпионаже, что называется, без суда и следствия – некогда было. Отделы соревновались между собой: кто быстрее решит вопрос. Главное разведывательное управление Красной армии убило гауляйтера Белоруссии раньше, чем это сделали люди Судоплатова. («Об этом, – комментирует Н.В. Петров, – как раз у Судоплатова честно написано»). О показательных процессах над немецко-фашистскими “злодеями“ (в соответствующем Постановлении – именно этот, художественно-патетический термин; похоже, все заражены стилистикой Ильи Эренбурга). О деятельности Николая Кузнецова – он же Рудольф Шмидт, Николай Грачёв, Пауль Зиберт; агент органов госбезопасности, судоплатовский человек. В 2011 г., в Екатеринбурге, в изд-ве «Сократ», в серии «Жизнь замечательных уральцев» вышла книга о Николае Кузнецове; автор Теодор Гладков. Н.В. Петров рекомендует слушателям с ней ознакомиться. А книгу Александра Хинштейна «Тайны Лубянки» – не рекомендует.
Наконец, тема, возможно, самая больная в истории самой большой войны: фильтрационные лагеря для вышедших из окружения и плена, а также для гражданского населения, оказавшегося на оккупированных территориях. Всего через фильтрацию, по данным Н.В. Петрова, прошло порядка двух миллионов гражданских лиц и военных тоже порядка двух миллионов. В центре проверочно-фильтрационных работ стоит В.С. Абакумов. Именно он руководит военной контрразведкой все годы войны, и к этому персонажу Н.В. Петров обещает ещё вернуться.
«Как расценивать эту линию на тотальное недоверие к нашим гражданам? Как вы объясните, что любой человек, который был прикосновенен к противнику, был за линией фронта и вышел к своим не в составе воинской части, сохранив при себе оружие и воинские документы, а вышел неорганизованно, вызывает подозрение? Но почему так происходит, что советская власть так относится к этим людям?»
Вопрос, который ставит перед аудиторией Н.В. Петров, ответа не требует. Это такой риторический приём. Фигура речи.