Перестройка и КГБ

Тридцать четвёртая лекция курса «Истории советских спецслужб»: страна на пороге горбачёвских реформ… Но знала ли об этом страна?

Н.В. Петров отмечает, что к этому моменту «советский строй как формация уже не просто выдохся – он изжил сам себя: молодёжь, не желающая жить по канонам, которые диктуются сверху; художественная интеллигенция, давно уже переросшая все эти заскорузлые рамки и нормы»… Но, по его словам, «простому логическому анализу феномен ломки этих рамок и этих норм не поддаётся; это видно хотя бы по тем спорам, которые до сих пор вызывает у историков т. н. горбачёвский период».

Если кто-то в стране и мог предположить в 1985 г., что с новым генсеком придут перемены сколько-нибудь радикальные, то это были безусловно считанные единицы: поскольку, с одной стороны, хоть и очевидно, что на недовольстве, неверии, цинизме и нигилизме ни один государственный строй долго не продержится, – с другой стороны, с подобным, благоприобретённым за последние десятилетия Советской власти мировосприятием, практически невероятно человеку поверить, что всё это когда-нибудь кончится… Провидцем оказался Андрей Амальрик, написавший весной 1969 г. (когда и Горбачёва-то ещё вовсе никто не ждал, а его реформы – тем более) работу «Доживёт ли Советский Союз до 1984 года?»; получивший за неё второй лагерный срок, потом третий…в июне 1976 г. эмигрировавший под нажимом КГБ и погибший в 1980 г. в автокатастрофе (близ г. Гвадалахара).

«Кроме Амальрика, никто не ожидал изменения режима в течение нашей жизни», – пишет Юрий Орлов в автобиографическом романе «Опасные мысли». А в предисловии к русскому изданию этой книги, 30 июня 1992 г., автор назовёт М.С. Горбачёва «принципиально ограниченным реформатором, твёрдо взявшимся за невыполнимую и внутренне противоречивую задачу: соединение коммунизма с современностью».

Тому предшествовало событие в жизни Ю.Ф. Орлова, крупного учёного-физика и диссидента, вполне укладывающееся в схему его представлений о последнем генсеке – первом реформаторе: в 1986 г., 5 октября, Ю.М. Орлов по настойчивому требованию Конгресса США был освобождён (после отбытия семилетнего срока по ст. 70 УК находился в ссылке в Якутии) и выслан из СССР – обменян на Геннадия Захарова, арестованного в США сотрудника представительства СССР в ООН (статуса неприкосновенности у раскрытого агента российских спецслужб не было).

А накануне – 4 октября 1986 г. – указом Президиума ВС СССР досрочно освобождена из заключения Ирина Ратушинская (поэт, писатель, диссидент; срок отбывала на женской зоне в Мордовии); можно сказать, благодаря личным хлопотам Рональда Рейгана (а также Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттерана).

«Когда на заседании политбюро ЦК, в преддверии этих событий, обсуждался вопрос (освобождение Ю. Орлова и И. Ратушинской), Горбачёв так прямо и высказался: “Нужно наращивать пропагандистские усилия”. – Но можно ли наращивать, что называется, пропагандистские усилия на примере двух человек?.. – комментирует ситуацию Н.В. Петров.

В оправдание М.С. Горбачёва остаётся предположить, что генсек в ту пору был ограничен советско—номенклатурно—партийным словарным запасом; что же касается отечественных спецслужб, то в их арсенале других, не репрессивных методик, кроме как купля-продажа и бартерная сделка, не предусматривалось.

Прошло чуть больше двух месяцев – и возвращается в Москву из горьковской ссылки академик Сахаров – согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 17 декабря 1986 г. «О прекращении действия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 января 1980 года о выселении Сахарова А.Д.». Внеправовое решение шестилетней давности было таким же внеправовым образом отменено; между этими двумя датами (январь 1980 г. – декабрь 1986 г.) – шесть лет испытания на прочность физического здоровья и душевных сил учёного мирового масштаба и великого гражданина… «Может быть, кстати, это потому так легко и сделалось: если незаконно отправили в Горький, то, собственно говоря, и исправить это беззаконие тоже можно таким же, я бы сказал, лёгким директивным и волевым способом» (Н.В. Петров).

(Известно, что, когда М.С. Горбачёв на встрече с завотделами ЦК (16 декабря 1986 г.) сообщил о решении по Сахарову, вслух реакцию присутствующих высказал секретарь ЦК КПСС М.В. Зимянин: «Спасибо-то хоть он вам сказал?»)…

Именно отмена ссылки Сахарова многими была воспринята как реальное начало горбачёвских реформ. И ликовала б страна, ликовал бы мир… если бы за считанные дни до Указа, отменяющего предыдущий Указ, не случилась беда: 8 декабря 1986 г. в Чистопольской тюрьме погибает Анатолий Тихонович Марченко. А.Т. Марченко, автор книги «Мои показания», а также многих публицистических статей и выступлений, свой шестой (и последний) срок (ст. 70, приговор – 10 лет строгого режима плюс пять ссылки) недовыполнил: 4 августа 1986 г. объявил голодовку с требованием освободить всех политзаключённых в СССР. Голодовка длилась 117 дней, на выходе из голодовки – смерть и могила на кладбище г. Чистополя. В 1988 г. – премия «За свободу мысли» имени Сахарова, посмертно. (Возможно, М.С.Горбачёв ничего не знал о смертельной голодовке А.Т. Марченко – ему не докладывали; но о существовании узника совести с такой фамилией должен был знать – из письма А.Д. Сахарова от 19 февраля 1986 г., из горьковской ссылки).

2 октября 1986 г. Горбачёв произносит на Политбюро фразу: «Надо выпустить из тюрем политзаключённых. Сидят ведь за сказанные слова, которые я сам, теперь генсек, публично говорю».

Председатель КГБ СССР (в воспоминаниях одного из своих коллег именующийся «взыскательным Чебриковым»), разумеется, отреагировал на это горбачёвское высказывание. Но как это так: просто взять и выпустить? Дело требовало чекистского осмысления и предварительной проработки; можно сказать, штучной. И лишь 26 декабря 1986 г. подаётся в Политбюро совместная Записка (от Органов госбезопасности, Прокуратуры и Верховного суда); в Записке сообщается, что в настоящее время отбывают наказание 301 человек и под следствием находятся ещё 23 человека (по ст. 70 и 190-прим). И излагается план освобождения этих лиц, а именно: в порядке помилования и с непременным условием подачи Заявления в президиум Верховного совета с отказом от враждебной деятельности в дальнейшем.

Очень возможно, что КГБ, безусловно считавший А.Т. Марченко своим личным (даже не режима) заклятым врагом, вообще не имел в виду освобождение Анатолия Марченко: спецслужбы слишком хорошо знали этого человека, чтобы сколько-нибудь рассчитывать на какие-либо с его стороны уступки режиму… Но какая-то работа велась. Известно, что сотрудники Комитета навещали Чистопольскую тюрьму (и неоднократно), но до сих пор неизвестны все обстоятельства последних голодовочных дней А.Т. Марченко.

И вот, согласно крылатому выражению М.С. Горбачёва: «процесс пошёл» – возникает (одобренный Политбюро 31 декабря 1986 г.) чебриковский вариант реализации плана решения вопроса: как должен поступить истинно преданный делу партии чекист, если партия решила выпустить из мест заключения лиц, отбывающих сроки за «антисоветскую агитацию и пропаганду», за «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский, государственно-общественный строй»? Придётся выпустить. Но ведь не просто же так. Надо направить в места заключения и ссылок сотрудников Комитета, провести с указанными лицами работу, получить от них заявления (обещания в письменной форме), что, мол, виноват, больше такое не повторится. Заявления собрать, разобрать, подколоть, куда следует… И уже ко 2 февраля 1987 г. поступают от Чебрикова сведения, что «в результате усилий по склонению… к подаче заявлений об отказе впредь от враждебной деятельности, уже получено и рассмотрено 51 заявление, поступило и не рассмотрено 19 заявлений»… Сначала заявления требовались строго по форме; потом всё меньше и меньше формальностей; наконец – хоть что-нибудь напиши. Спецслужбы шли навстречу врагам советской власти: планы горят, какие уж тут требования (и к форме, и к содержанию). Но были и такие, что вообще писать что бы то ни было отказывались, отстаивая даже своё право не быть помилованным, если ни в чём не повинен… (Таких, фанатично принципиальных, в конце концов вернули из ссылок чуть не насильно).

Н.В. Петров, вспоминая известные ему случаи, говорит: «На самом деле многие писали тексты совершенно, я бы сказал, вольного содержания, здесь важна была только формальность. Вот, подай хоть какую-то бумажку, и тебя освободят. Я знаю это от своих друзей, которые как раз в этот момент сидели и которые таким образом вышли; и они уже просто писали, что я, мол, и раньше не занимался враждебной деятельностью по отношению к нашему народу, и впредь не собираюсь делать ничего такого, что вредило бы нашему населению. А наоборот, собираюсь говорить то же, что и раньше говорил, потому что это законно»; ну, и так далее, и тому подобное. Слова “антисоветская”, “клеветническая” и проч. в этих текстах не фигурировали».

Последние заключённые, осуждённые по ст. 64 УК, то есть за измену Родине – но реально они были узниками совести – вышли на свободу только в 1992 г. (На осуждённых по этой статье чебриковский порядок помилования не распространялся). Таким образом, процесс освобождения политзаключённых, начавшийся в декабре 1986 г., продолжался более пяти лет.

Что касается общего идеологического климата в стране – в сфере литературы, театра, кинематографа – то на этом фронте тоже, естественно, происходили изменения, шли процессы либерализации, – и тоже, к сожалению, далеко не радующими темпами.

Н.В. Петров отмечает, что «для первого года правления Горбачёва вполне характерно отставание практической линии от тех деклараций, которые Горбачёв делал. То есть завышенные ожидания общественности того, что сейчас что-то начнёт меняться, они, в общем, превратились просто в ожидание, ничего не происходило…». В этом смысле очень характерная история произошла с романом «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова (ранее известного, в первую очередь, как автора детских приключенческих книжек «Кортик» и «Бронзовая птица»). История публикации романа, можно сказать, вылилась в эпопею, а сам роман за десятилетия безуспешных попыток увидеть свет вырос в трилогию (закончена в 1982 г.). «Никто уже не верил, что “Дети Арбата“ когда-нибудь будут напечатаны … а я не останавливался: все дела нужно доводить до конца» (А.Н. Рыбаков). Но кто же будет печатать в 1982 г. роман, который не прошёл цензуру ни в 1966-ом, ни в 1978-ом годах? И вот наконец – перестройка, гласность; казалось бы… А чтобы никому ничего не казалось, писателем Рыбаковым уже с 1983-го года всерьёз интересуется КГБ. Комментарий Н.В. Петрова: «В отчёте 1-го отдела 5-го управления за январь 1984 г. сообщалось, что заведено дело оперативной проверки «Янус» в отношении члена Союза писателей Рыбакова, пытавшегося передать на Запад рукопись “Детей Арбата”, содержащую клеветнические измышления об отдельных периодах построения социализма…». Дело оперативной проверки по «Янусу» (истинный поэт придумывал в 5-ом управлении псевдонимы), переведённое в статус оперативной разработки, было завершено в 1988 г. (согласно отчёта того же 1-го отдела того же 5-го управления: «уничтожено в связи с прекращением объектом враждебной деятельности, а также преклонным возрастом». Через год после того, как книга наконец была издана.

Остаётся процитировать слова М.С. Горбачёва, сказанные на Политбюро 16 июля 1986 г., где В.М. Чебриков жаловался генсеку, что, вот, автор (Василь Быков, повесть «Знак беды»; опубликована годом позже) подкапывается под коллективизацию… В ответ на идеологическое беспокойство шефа КГБ Горбачёв подвёл итог разговору:

«Это и есть гласность, по этому пути придётся идти».