Двенадцатая лекция курса «Истории советских спецслужб» – пик Большого террора: т.н. национальные операции: польская, немецкая, румынская, финская; греки, эстонцы, китайцы… болгары, македонцы, афганцы…наконец, харбинская операция. Последняя идёт среди национальных, потому что структурирована аналогично. Ведь речь здесь не может идти о нации: некая просто общность (социальная группа?). Русские харбинцы – служащие Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), живущие в г. Харбине. Плюс к тому, к моменту массовой репатриации харбинцев на родину (КВЖД была продана Маньчжоу-Го, де-факто японцам), Харбин стал уже и центром (одним из)русской эмиграции. Разумеется, среди репатриантов был разный народ – не только служащие КВЖД… Но тут и Приказ подоспел, № 00593 (также известный как Харбинский приказ, от 20 сентября 1937 г., в пункте 2 которого прямо сказано: аресту подлежат все харбинцы. Ну, не совсем все, в тексте – стандартное для всех национальных приказов двоеточие, а далее по пунктам: изобличённые и подозреваемые (шпионы и диверсанты); бывшие (белые, эсеры и меньшевики, троцкисты, правые); служившие в иностранных фирмах; владельцы и совладельцы ресторанов, гостиниц, гаражей (!)… Это поразительно: в любом легально возвращающемся на родину гражданине (не говоря уже о нелегальном – это отдельный пункт) И.В. Сталин не подозревал – видел реального злоумышленника, диверсанта, шпиона… Последний, 13-й пункт – участники контрреволюционных сектантских группировок.
К моменту начала работы – над группами, формированиями, подразделениями – НКВД уже произвёл количественную оценку контингента<: «так называемых харбинцев учтено до 25 000 человек» (из текста приказа). Оставалось только засучить рукава и трудиться. Из 25 тысяч учтённых много ли нашлось не попадающих в пункт Приказа?
«И если вам представят Большой террор, имя которому тов. Сталин, как стихию, необузданную и дикую, нарисуют сумасшедшего, который взобрался на башню и стреляет без разбора в толпу, – не верьте. Большой террор, – говорит Н.В. Петров, – это очень строгая бухгалтерия».
Н.В. Петров приводит статистику репрессий по национальному признаку. Она впечатляет. Вот финны, например. Репрессировано 11 тысяч человек, из них к ВМН – 9 тысяч. (Финны, заметим, народ немногочисленный; в настоящее время в стране на 16 граждан приходится территория в один квадратный километр).
Стилистика репрессивных формулировок тоже весьма примечательна: «Предложить НКВД СССР провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев, как иностранных подданных, так и граждан СССР» (из решения Политбюро от 31 января 1938 г.). «Это гениально, – говорит Н.В. Петров, – это абсолютно сталинский стиль – “погромить кадры”».
Эти операции (кулацкая и национальные) проходили параллельно (кулацкая – в большинстве регионов до января 1938 г., а в крупных промышленных областях и союзных республиках и позже) и путали карты, вводили в заблуждение исполнителей на местах. Принципы их осуществления были совершенно различны. Если кулацкая проводилась по лимитам – сверху спускались чёткие инструкции-разнарядки: общее количество, столько-то по первой категории, столько-то – по второй, то в национальных был иной совершенно принцип, лимиты не устанавливались, действовал т.н. альбомный порядок вынесения решений. Местный энкавэдэшник, согласно соответствующему Приказу за № таким-то, должен был проявить инициативу. Найти подозрительных по шпионажу советских граждан, а то и попросту поляков (немцев, эстонцев, финнов, македонцев…); найти и внести в “Альбом”.
Конечно, вы не раз видали Уездной барышни альбом, Что все подружки измарали С конца, с начала и кругом… («Евгений Онегин». XXVIII).
Как попало это мирное, патриархальное слово в обиход к чекистам, исполнителям Большого террора? Да и сам предмет?..
«Я видел такой альбом из московского управления, в архиве УКГБ по Москве и области, – вспоминает Н.В. Петров. – Он, действительно, сшит на манер книжечки; заполнен фамилиями тех, кого предлагается репрессировать (и предлагаемые варианты-категории: жизнь или смерть; ВМН или от 8 до 10 лет. Альбомы, сформированные на местах, отсылались в Центр. В Центре красный карандаш очень ответственного товарища редактировал каждую позицию списка. Из первой категории перенести во вторую. А бывало и наоборот».
Именно на месте формирования альбома возникали трудности: нельзя было включить туда всех, например, немцев. У нас же есть Республика (АССР) Немцев Поволжья; а у Сталина, помимо национальных операций, на фасаде крупными буквами было написано, что СССР – многонациональная страна, и политика (для внешнего мира) должна выглядеть самой что ни на есть интернациональной. Следовательно, и подход к репрессиям по отношениям к лицам немецкой национальности должен быть индивидуальным. Так, получатель помощи из Германии (а многие немцы её получали, особенно в годы голода) попадал в альбом – по национальной операции. А зажиточный немец, т. н. немец-кулак, считался уже угрозой для страны по социальному признаку (шёл по кулацкой операции).
Далеко не всякий работник НКВД на местах справлялся с непростой этой задачей. Да и не только на местах – в непосредственной близости к столице бывали проблемы. Так, Постель, Арон Иосифович, сотрудник третьего отдела Московского управления НКВД (в ВЧК с 1921 г.; арестован 16.11.1938 г.), очень подробно рассказал на следствии о том, как проводился в жизнь польский приказ. «”Он сказал, что пришёл приказ об аресте всех поляков. А как же возможно, чтобы вообще всех?”… Ну, в Москве могли пойти по домовым книгам и искать лиц с польскими фамилиями. Не так много поляков в Москве, – комментирует Н.В. Петров. – Но вообще с поляками возникли проблемы – уже потому хотя бы, что в ЧК было много, как на их жаргоне говорилось, лиц польской национальности». Вот Домбровский, Вячеслав Ромуальдович, начальник управления НКВД по Калининской области, поляк, в ЧК ещё со времен Дзержинского. «Получив из Центра “польский приказ”, он делает вид, что его нет и не было; приходит на службу, – говорит Н.В. Петров, – и сидит, читает газету… И немедленно его зам пишет в Центр: как же так, это же саботаж!» Итог: 5 сентября 1937 г. Домбровский В.Р. арестован; 28 ноября 1937 г. расстрелян (участие в шпионско-диверсионной террористической организации).
«Цель террора – запугать население, – говорит Н.В. Петров. – Но это – с одной стороны. С другой, согласно Директиве ЦК ВКП(б) от 3 августа 1937 г. “Об организации показательных судебных процессов”, народу предлагалось в Театре террора самолично активно участвовать. И, согласно этой декларированной открытости, многие присутствовали на процессах в качестве зрителей, читали отчёты в газетах… вы бы сделали массу открытий, если бы просмотрели областную прессу 1937 г., – говорит Н.В. Петров. – И это же действительно интересно, когда бывшего первого секретаря райкома судят, причём судят как врага – именно народа». И приходит на ум народу простое и очевидное:
«Вот они и виноваты в том, что нам плохо жилось, вот они и виноваты в том, что были плохие продукты».