Двадцать первая лекция курса «Истории советских спецслужб» – это период т.н. позднего сталинизма. Это время, «о котором многие сейчас вспоминают с ностальгией, как о некоем абсолютном порядке и абсолютной ясности» (Н.В. Петров). Фразу: «Вот, при Сталине был порядок» каждый хоть раз в жизни да слышал. А что такое порядок при Сталине: каков он был во времена позднего сталинизма?
Воины Красной (с 1946 г. – Советской) армии, а это добрый десяток миллионов человек, вернулись на родину, и Европа, западная жизнь, вообще заграница для многих не прошли незаметно. А те, кто служил на Дальнем Востоке, увидели Харбин; хоть и не Европа, но тоже другая жизнь: эмиграция, российская диаспора во многих её национальных проявлениях… И как-то нежданно-негаданно в советском обществе проявились ростки свободомыслия, иной взгляд на вещи, вообще, ветерок свободы. Это необходимо было искоренить в зародыше.
«Все эти соприкосновения советского человека с большим миром были объектом пристального интереса советских органов госбезопасности и, в частности, опергрупп СМЕРШ, военной контрразведки», – говорит Н.В. Петров. Но что значит «пристальное внимание»? Глаза-то ведь не завяжешь.
В предыдущей лекции возник разговор об Указе от 15 февраля 1947 года «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». Н.В. Петров этот сюжет комментирует так: «Теперь мы, государство, решаем, кого тебе выбрать в спутники жизни: кого хочешь, только не иностранца»… Особую пикантность Указа составляло то, что он имел «обратную силу». То есть даже если брак был заключён до 15.02.1947 г., он теперь как бы аннулировался: и американский, скажем, дипломат, женившийся в СССР на русской женщине (такое бывало), не имел права её вывезти, она его женой уже не считалась. В романе Ильи Эренбурга «Буря» главный герой, советский человек, влюбляется во француженку. Сталин по этому поводу: «А мне нравится эта француженка. Хорошая девушка! И потом, так в жизни бывает…». А у самого не только в голове – в готовом уже виде – подписанный Указ «О воспрещении браков».
Что же происходило за фасадом «абсолютного порядка и ясности» в стране, где только что случилось великое, можно сказать, событие: Указом от 26 мая 1947 г. (по желанию трудящихся) отменена смертная казнь (в январе 1950 г. вновь введена, тоже в виду поступивших от тех же трудящихся заявлений)?
«Поговорим о Судоплатове и его службе, – предлагает Н.В. Петров. – Акции, проводимые людьми П.А. Судоплатова (в послевоенные годы отдел становится институтом внутри МГБ; основное направление деятельности прежнее: индивидуальный террор) показывают настоящий гангстерский характер и гангстерские приёмы советской государственной безопасности».
Ниже – четыре примера тайных расправ; убийства, осуществлённые не просто с ведома И.В. Сталина, а непосредственно с его санкции. Сохранились документы, есть показания исполнителей (П. Судоплатов, Н. Эйтингтон, Г. Майрановский, проф. по ядам).
Наум Самет (?–1946), интернированный в 1939 г. из Польши, инженер, работал в Ульяновске в КБ «по оборонной тематике»; проживал в пос. Базарный Сызган, в области; после войны подал ходатайство о выезде на родину. 11 июня 1946 г. глава МГБ Абакумов обращается к Сталину с просьбой санкционировать тайное убийство Самета (мотивировка: подозревается в намерении бежать оттуда на Запад и «выдать ставшие известными ему секреты государственной важности». Пометка Сталина на записке: «Утверждено. Передано по телефону. 12 июня 1946 года».
Александр Шумский (1890–1946), в прошлом видный деятель украинского эсеровского движения, с 1937 г. в заключении, затем – Красноярск, ссылка; в 1945 г. обращается к Сталину с требованием вернуть его в Киев, разыскивает жену (расстреляна в 1937 г., но он не знает); переведён в Саратов. Кому мешал Шумский? Во-первых, он был популярен в украинской среде; во-вторых, он мешал Сталину – надоел: всё пишет и пишет. Причём в достаточно резкой форме. И Сталин даёт распоряжение Абакумову, а Абакумов накладывает уже свою резолюцию (на спецсообщении) от 1 августа 1946 г.: «Лично т. Судоплатов. Переговорите со мной». Ну, если к делу подключается Судоплатов, то исход вполне ясен.
Исайя Оггинс (1898–1947), с 1923 г. член компартии США, был (вместе с женой) завербован советской разведкой; в 1938 г., находясь в СССР, обвинён в шпионаже; в 1940 г. по постановлению ОСО при НКВД заключён в ИТЛ сроком на 8 лет. Оггинса разыскивала жена (Норма Оггинс), официальные лица (посольство США) обращались с просьбами о его досрочном освобождении… До окончания срока оставалось восемь месяцев, но как можно освободить? 1 мая 1947 г. Абакумов пишет Сталину и Молотову:
«…МГБ СССР считает необходимым Оггинс Исая ликвидировать, сообщив американцам, что Оггинс после свидания с представителями американского посольства, в июне 1943 года, был возвращён к месту отбытия срока наказания в Норильск и там, в 1946 году, умер в больнице в результате обострения туберкулёза позвоночника». Решение в Кремле одобрено; на письме – пометка Абакумова: «Утверждено. Передал об этом лично мне т. Молотов. 10 июня 1947 г.».
Теодор Ромжа (1911–1947) – с февраля 1946 г. епископ автономной Мукачевской греко-католической епархии (Русская Униатская Церковь); Закарпатье. Был слишком образованным и популярным человеком; вопрос и в этом случае решался на уровне Сталина.
«27 октября 1947 года в 12 часов ночи на просёлочной дороге из села Лохово Мукачевского округа Закарпатской области на фаэтон, в котором ехали греко-католический епископ Ромжа и группа священников, налетела грузовая машина и сбросила его в кювет. После того как сидевшие в фаэтоне выпрыгнули и начали разбегаться, лица, ехавшие на грузовой машине, и другие, подоспевшие на легковой машине, напали на них и начали избивать железными предметами <…> Ромжа, будучи доставлен в больницу, от полученных ранений скончался». (Дополнительная информация: по показаниям Судоплатова, Эйтингона и Майрановского, «умер Ромжа не естественной смертью, а был умерщвлён путем введения ему яда Майрановским»).
«Новая газета» (от 7 августа 2013 г. и от 26 февраля 2014 г.) публикует статьи Н.В. Петрова, где все цитаты подтверждены ссылками на архивные источники; помимо того, четыре этих убийства, со знанием дела и с некоторой даже бравадой, описаны в книге П.А. Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» (М., 1997).
В учебном пособии по криминалистике подобная картина расправ могла бы стать материалом статьи «Почерк серийного убийцы». На дело Судоплатов, Эйтингон и Майрановский выезжают на автомобилях, используются легковой додж и грузовой фургон студебеккер… Во всех случаях действуют Майрановский и инъекция (яд кураре). В истории с И. Оггинсом спецтранспорт не упоминается; с другой стороны, как иначе осуществлялась доставка тела из Москвы по адресу места смерти, наступившей «от паралича сердца 13 января 1947 года в Пензенской тюрьме»?
…Мог ли предположить Франклин Д. Рузвельт, 32-ой президент США, подписывая закон о ленд-лизе, каким образом будет использоваться советскими органами американская гуманитарная помощь?
В начале 90-х оба – Судоплатов и Эйтингон – правдами и неправдами (Эйтингон – посмертно) добились реабилитации; и уже окружены имена обоих ореолом таинственности и геройства. Майрановский, не реабилитированный и «в минусах», умер в 1964 г.; но дело его живёт.
Далее в лекции – основные вехи жизни страны и деятельности госбезопасности абакумовского периода: от расширения полномочий МГБ за счёт соседствующего ведомства (к 1950 г. в ведении С.Н. Круглова практически ничего не остаётся, кроме ГУЛАГа) до т. н. Дела Абакумова – арест, обвинение в государственной измене и сионистском заговоре в МГБ: финал вполне ожидаемый, обвинение в сионистском заговоре – нечто новое.
Визитной карточкой позднего сталинизма Н.В. Петров называет драконовские законы, вводимые в эти годы в отношении лиц, находившихся на спецпоселении. Всё более и более часто в решениях о спецпоселенцах звучало слово: навечно. К этому понятию в применении к собственной жизни никакая логика, никакие чувства не адаптировалась. Н.В. Петров называет это сюрреализмом. А за побег (самовольная поездка в райцентр, например) к этому «навечно» могли добавить ещё 25 лет, но уже лагеря.
Волны репрессий накатывают в эти годы на страны Балтии: в части советизации Эстония, Латвия, Литва проявляли откровенную несознательность, сопротивлялись по мере сил, кто как может. В 1948 г. из Литвы, например, где неприятие режима было особенно сильным (т. н. лесные братья) было выселено 12 тысяч семей, и это было в прямом смысле «взятие заложников». Высылка из Литовской ССР – это Красноярский край, Якутия… «Я не знаю, как их в Якутию доставляли, железнодорожное сообщение с этим регионом возникло значительно позже» (Н.В. Петров.).
Не ограничиваясь приобретёнными территориями, репрессии распространялись дальше: на Чехословакию, Польшу, Румынию, Болгарию, Венгрию, ГДР (т. н. страны народной демократии). Разумеется, работали местные спецслужбы, но под чутким руководством Москвы. Пример – процесс над Трайчо Костовым (болгарский коммунист, сам участник репрессий второй половины 40-х годов). Казнён в ходе партийной чистки 16 декабря 1949 г.
12 января 1948 г. в Минске, якобы в автокатастрофе, погибает Соломон Михоэлс, всемирно известный режиссёр, актёр, еврейский общественный деятель… Команда сотрудников МГБ (6 человек; разумеется, и здесь не обошлось без людей Судоплатова) выехала в столицу Белоруссии для организации этой инсценировки. История убийства Михоэлса сегодня достаточно широко известна; также подтверждена неоспоримыми документами и руководящая роль И.В. Сталина в этом преступлении.
Один из крупнейших эпизодов послевоенных политических репрессий в СССР – Дело еврейского антифашистского комитета (ЕАК) – начато в 1948 г. и длилось четыре года: 12 августа 1952 г. 13 обвиняемых из 15 расстреляны: среди них Соломон Лозовский, Исаак Фефер и другие руководители Комитета. Михоэлса, председателя ЕАК, лауреата Сталинской премии (1946), Сталин не счёл возможным включить в это дело; проще было переехать его грузовиком уже мёртвого… И – параллельным курсом шагает по стране Кампания борьбы с космополитизмом.
Подводя итог этому периоду жизни СССР, можно сказать, что мы движемся полным ходом к расцвету государственного антисемитизма (а тут ведь как: одно слово сверху – и уже история на всё обозримое будущее и дальше); к вытаптыванию всего передового в науках; к выхолащиванию творческого начала в самом его зародыше.
«В школе, в начале 70-х, наша учительница по литературе говорила: «Мы любим Достоевского без достоевщины». Был такой из «Преступления и наказания» специальный дайджест для подрастающего поколения» (Н.В. Петров).